Эпос «Идегей»: народный дастан и отголоски партийно-советской идеологии
"Вместе с тем, этот эпос объединяет степной мир Евразии и ряд других тюркских народов в единую систему. И основой этого единства является Золотая Орда. Долгое время в отечественной науке культивировался миф о кочевом характере этой средневековой империи. Но даже в дастане «Идегей» кроме традиционного для тюрко-монгольского эпоса описания реалий кочевого быта есть прямые указания, что центрами страны являются города. Столичный Сарай является средоточием власти, а город Болгар – торговый центр на Волге, еще один важнейший центр татарского мира. Эта двойственность, амбивалентность эпического пространства – является отголоском реального состояния Золотой Орды.
Центральной фигурой эпоса является его главный герой – Идигей. Были попытки представить дастан в другом звучании, переосмыслить его, сделав вторым его героем хана Токтамыша. Разумеется, в эпоху постмодерна возможна и такая трактовка, как например, переосмысление дракона из германского эпосе «Беовульф» сценаристами Голливуда. Постмодерн с его размытыми границами жанров, дисперсностью трактовок и подвижными образами, позволяет такие новаторства в современном искусстве. Но для героических эпосов всего мира подобные вольности недопустимы. В них есть четкая система герой – антигерой, жизненный цикл героя и строгая структура образов, выполняющих свои строго определенные функции. В этом смысле народ выбрал своего героя и наделил его эпическими чертами, сделав своим героем. И никакого второго героя в эпосе быть не может. Даже сын героя, часто выступающий вторым протогонистом – не является героем эпоса, а некоей ипостасью главного героя, как является Сухраб для Рустама в иранском эпосе «Шах-наме» или Мордред для Артура в эпическом цикле «Артурианы».
Как бы не представляли и не додумывали прошлые события историки – народ уже решил все за них сделав выбор в пользу Идигея сделав именно его своим героем, а не вполне трагическую фигуру Токтамыша. Такова правда народного осознания прошлого и его никак не изменить, что бы мы себе не думали и не сочиняли.
«Если Марджани был более нейтрален, то Фахретдин считал его роль в истории резко отрицательной»
Историческая фигура Идигея, несомненно, является сложной и противоречивой с точки зрения историков. Неудивительно, что с самого начала формирования исторических знаний о прошлом, она вызывала дискуссии. Нет смысла приводить все трактовки, которые показывают, насколько они противоречивые и непримиримые. Достаточно указать только на главные. В российской классической историографии образ Идигея традиционно был символом враждебности и еще, непременно, хитрости. Так его видели практически все историки от Н.М. Карамзина и С.М. Соловьева до В.В. Каргалова и Н.С. Борисова. Но и татарская наука не была единодушна. Если Ш. Марджани был более нейтрален, то Р. Фахретдин считал его роль в истории резко отрицательной. В советское время Н. Исанбет пытался, используя новую классовую трактовку сюжета эпоса, сделать из Идигея народного вождя, боровшегося с ханами ради счастья народного. Он опирался на подготовленный им к изданию полный текст эпоса, на основе которого был Семеном Липкиным сделан русский перевод, которым мы пользуемся до сих пор".
9 августа 1944 года было принято Постановление ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации», которое на десятилетия определило установки в области национальной политики в Татарстане. Об этой дате нам напомнили в тг-канале Института истории Марджани.
Искандер Измайлов, ведущий научный сотрудник Института истории им. Марджани, доктор исторических наук, прислал в редакцию «Миллиард.Татар» статью об этой трагической дате и месте героического татарского эпоса (дастана) «Идегей» в культуре татарского народа.
