А я вот сижу сейчас и думаю, что на планете есть только два столпа геополитики – Верховный лидер Ирана Али Хаменеи и президент России Владимир Путин , которые существуют в измерении, почти непознаваемом для западного политического сознания. Их объединяет не просто долговременность власти (Хаменеи у руля с 1989 года, Путин – с 1999-го), но и метафизическое слияние личности с судьбой нации. Для них нет дихотомии "личное-профессиональное"; их бытие растворено в исторической миссии государства, которое они возглавляют. Это порождает уникальный тип "суверенного мышления", где решения диктуются не электоральными циклами, а категориями вековой перспективы, цивилизационной идентичности и духовного долга. Религиозный императив
служит фундаментом этого мировоззрения. Для Хаменеи шиитская теология с её культом мученичества (шахада) и ожиданием Сокрытого Имама формирует картину мира как вечной борьбы против "глобального угнетения" (Мустакбира). Православие Путина, с нашей идеей "Святой Руси", утверждает особую миссию России в противостоянии моральному разложению Запада. Религия здесь –**геополитическая онтология**, оправдывающая суверенитет перед лицом враждебного внешнего мира.
Отсюда проистекает наша и Ирана парадоксальная стратегия: сочетание терпеливой сдержанности с готовностью к апокалиптическому риску. Хаменеи
десятилетиями сдерживал ядерные амбиции Ирана ("ядерное оружие – грех по шариату"), принимал унизительную сделку JCPOA (2015), годами терпел убийства ученых и кибератаки. Его миролюбивая риторика – отнюдь не слабость, а стратегическое терпение (Сабра), позволяющее наращивать потенциал под санкциями. Однако "красные линии" (угроза существованию режима, атака на святыни) могут спровоцировать "ответ ада". Принцип "мученичество предпочтительнее капитуляции" остается альтернативой "чаше яда", которую испил Хомейни в 1988-м. Для 86-летнего лидера, видящего Иран региональной державой, смерть в священной войне может стать предпочтительнее стратегического поражения. Путин
демонстрирует ту же "логику вечности". Годы открытой позиции по интеграции с Западом, Минские соглашения, открытые призывы к переговорам по Украине – всё это отражало желание избежать большой войны. Но когда его историко-цивилизационная парадигма ("Россия и Украина – один народ", "денацификация") столкнулась с необратимым движением Киева на Запад, чаша терпения переполнилась. Спецоперация стала актом духовно детерминированной защиты "русского мира", где цена даже ядерного риска меркнет перед угрозой утраты цивилизационной субъектности русского мира.
Главный водораздел между ними – исторический контекст их "чаши яда".
Хомейни в 1988 году пил яд во имя выживания молодой Исламской Республики, истощенной войной.
Хаменеи сегодня стоит во главе региональной сверхдержавы, способной нанести неприемлемый ущерб даже США.
Путин действует от имени ядерной гипердержавы, ощущающей себя осажденной крепостью.
Что дальше?
Их "сдержанная решимость" создает логичную динамику. Запад, не понимающий их религиозно-исторической мотивации, часто видит лишь "агрессию" или "слабость", провоцируя эскалацию. Хаменеи может выбрать путь "мученичества", если сочтет выживание Исламской Республики невозможным на условиях Запада. Наш президент, Владимир Путин, способен на "последний аргумент" – вплоть до тактического (да и стратегического, чего уж там…) ядерного удара, если почувствует экзистенциальную угрозу России, о чем он неоднократно говорил. Все при этом улыбались, а зря!..
Их сила – в готовности принести любую жертву. И нет никакой трагедии в том, что эта жертва может стать последней для мира, который они стремятся спасти по своему разумению. «Зачем нам такой мир, если там не будет России?»
В этом – страшная ирония игры Запада против "логики вечности": думая что они начинают борьбу с конкретными лидерами, в реальности они балансируют на краю бездны, способной поглотить всех, потому что Россия…
КАРНАУХОВ | подпишись
